Автор 
Речь идёт об этом тексте
«Дополнений»
к "Диалектике мифа" (по ссылкам ниже):
[Отрывок статьи А. А. Тахо–Годи]
" ... «Дополнение» — это не брошюра, как писал
Горький, а целая книга в несколько сот страниц. Часть, дошедшая до нас, имеет
философско–богословский характер ...
Все обстоятельства, предшествующие аресту А. Ф. Лосева и
выходу «Диалектики мифа», можно найти в моей статье «От диалектики мифа к
абсолютной мифологии» [943]. Здесь я ограничусь фактами, связанными с трудно
реконструируемой историей этого «Дополнения».
Среди рукописей А. Ф. Лосева, возвращенных мне из ФСБ,
вместе с текстом «Диалектики мифа» — главлитовский номер А 45070, «Главлит
к печати разрешает» — лежал и истрепанный, разорванный по краям титульный
лист с заголовком «Добавление к книге А. Ф. Лосева «Диалектика мифа и
сказки»» — номер А 45070а [944], красный штамп Главлита с другой
резолюцией: «Не печатать». Полный текст работы до сих пор не найден. Однако
какой–то текст держал в руках М. Горький в 1931 г ., когда готовил
статью «О борьбе с природой» [945]и когда Лосев (отбыв во внутренней тюрьме
Лубянки 17 месяцев, из которых 4—в одиночке) уже трудился на стройке
Беломоро–Балтийского канала на Свирьстрое (сначала была Кемь со сплавом леса, а
потом по инвалидности его перевели на Свирьстрой сторожем на лесную биржу).
Горький ссылается на некую «рукописную копию нелегальной
брошюры профессора философии Лосева». Однако в архиве Горького и в друтих
архивах такая рукописная брошюра отсутствует. Почему брошюра и почему
рукописная? Принадлежала ли эта рукопись вообще Лосеву?
«Дополнение» к «Диалектике мифа» отнюдь не брошюра, а
большая рукопись, которая должна была по замыслу Лосева представить собою
вторую часть «Диалектики мифа», о чем на последней странице 1–го издания
«Диалектики» прямо сказано: «В дальнейшем нам предстоит огромная задача
диалектического развертывания основных структур абсолютной мифологии и
диалектика главных типов мифологии относительной» (1930, с. 263=1994, с. 216).
Под абсолютной мифологией Лосев понимал ведение, вмещающее в
себя равноправно веру и знание в высшем синтезе (вспомним здесь
юношескую–работу Лосева «Высший синтез как счастье и ведение» [946]).
Абсолютная мифология утверждает необходимость новой категории, не сводимой на
субъект и объект, но опять–таки синтезирующей их. Таким образом, абсолютная
мифология есть мифология персонализма и субстанционализма, т. е. учение о
личностном Боге, о развернутом магическом имени, взятом в своем абсолютном
бытии.
Для Лосева «диалектически» и «с полной очевидностью»
вытекает из его исследования «определенная форма объединения понятий вечности,
абсолютности, бесконечного предела, сознания (всеведения) и субъекта,
т. е. понятие Бога вытекает для мифологии с простейшей диалектической
необходимостью» (с. 259=213). Вот именно этой абсолютной мифологии и должна
была быть посвящена вторая часть «Диалектики мифа», где вместе с тем должны
были найти место укорененные в повседневной жизни и объясненные социально
разные типы относительной мифологии—христианской, греческой, римской,
иудейской, индийской и др.
Лосев задумал здесь осветить факты культурной истории, дать
интерпретацию разных мифологических типов с позиций социальноэкономических. То,
что это направление все больше и глубже привлекало идеалиста Лосева, видно из
его лекций по истории эстетических учений, читанных в Московской консерватории.
Он хотел уяснить диалектические, а не причинно–силовые и вещественные связи
между бытием и сознанием. Бытие для Лосева—это «живое тело, выраженная
субстанция сознания» [947]. «Тело осуществляет, реализует, впервые делает
существующим внутренний дух, впервые его выражает бытийственно». И «сознание
только тогда есть осознание, когда оно действительно есть, т. е. когда оно
определяется бытием». Для Лосева «диалектическое саморазвитие единого живого
телесного духа и есть последняя, известная ему реальность». А «экономика делает
специальную идею выразительно сущей». «Дух, который не создает своей
специфической экономики, есть или не родившийся или умирающий дух»
[948], — заключает Лосев.
Таким образом, в «Дополнении» идеалист Лосев пользуется
методом, который он опробовал в своих лекционных курсах, читавшихся целый ряд
лет. Только в Консерватории был курс эстетических учений, в «Дополнении»
история конкретных мифологических типов.
Попытка профессора Лосева представить эстетику и мифологию
во взаимодействии бытия и сознания не осуществилась.
Так что же в конце концов представляло собою это загадочное
«Дополнение» к «Диалектике мифа»»?
По сведениям, данным В. М. Лосевой еще до ее ареста (5 июня 1930 г . — в годовщину
венчания), а именно 12 мая 1930
г ., когда ее вызвали для допроса, вырисовывается
следующее. А. Ф. сначала соединил обе книги — «Диалектику имени» и «Вещь и
имя» — в одно целое под названием «Диалектика мифа и сказки». Книгу разрешили.
Однако, когда Лосев написал к этой книге «Дополнение» осенью 1929 г . и оно не было
разрешено, он разделил книгу на две. Одну — «Диалектику мифа» — подал
в Главлит, и ее пропустили [949], другую — «Вещь и имя», тоже
разрешенную, — отправил в Сергиев Посад в типографию Иванова, а
«Дополнение» осталось само по себе среди его рукописей.
Во время ареста в ночь на Страстную пятницу 18 апреля 1930 г . забрали более двух
тысяч рукописных страниц, среди них, видимо, и «Дополнение». Возможно, однако,
что это так называемое «Дополнение», приложенное к заявлению Лосева [950], в
Главлит от 30/ΧΙΙ.1929 г. с просьбой о напечатании целиком «Диалектики мифа и
сказки», вместе с дополнительными главами попало в ОГПУ еще раньше из Главлита
в 1929 г .
Характерно, однако, что в числе списка забранных рукописей
«Дополнение» отсутствует. Но список вообще составлен наспех,
неквалифицированно, со множеством ошибок в именах и названиях. Видимо, из
«Дополнения» следователь Герасимова сделала интересующие ОГПУ выписки, чтобы подвести
Лосева под статью 58.10, или нечто вроде конспекта, причем крайне
тенденциозного, так как часть «Дополнения» — богословскую—она по заданным
следствием и начальством условиям просто проигнорировала. Зато среди
многочисленных примеров разных типов мифологий, среди цитат из различных статей
и книг (а их Лосев любил делать сотни, что видно по его собственным книгам) она
выискивала фрагменты социально–политического характера, которые вне контекста
всей рукописи и всей философской концепции Лосева можно было интерпретировать с
выгодной для следствия точки зрения. Видимо, таким образом постепенно
создавалась «брошюра», которой воспользовался М. Горький.
В одном из документов, содержащихся в следственном деле, А.
Ф. Лосев писал: «В ученых кругах не раз отмечалась моя способность вживаться в
древние типы культур и рисовать их с их внутренней и животрепещущей стороны.
Так в «Музыке как предмете логики» я дал (в главе «Музыкальный миф») опыт
христианского вживания в стихию немецкой музыки, ничего не имеющей [общего] с
христианским средневековьем. В книге «Очерки античного символизма и мифологии»
гл. I я дал опыт такого же синтетического подхода к античности». Во второй
части «Диалектики мифа» Лосев применил, по его словам, этот же «синтетический
подход к внутренней жизненной стихии христианской мифологии, подход, не
брезгающий и художественными приемами».
Автор хотел, с одной стороны, дать диалектическое
переплетение судеб мировой истории в мифе, а с другой—стать над этими судьбами,
как бы «над схваткой». Ряд мифологических типов он предполагал дать в их
«взаимном освещении» (например, христианство освещает иудейскую мифологию, а
иудейство—христианскую). И более того, это сочинение, по мнению автора, должно
было быть написано «в виде диалога, где разговаривающие были бы представлены
равномерно». Но, к сожалению, получилось «преобладание христианской мифологии».
Жизнь привела к тому, что сам феномен «Дополнения»
превратился, по словам Лосева, в «своеобразный миф», в «роман», в «сказку
Гофмана». А философ оказался в тюрьме, в лагере, а затем десятки лет нес на
себе память этого прошлого.
Для следователя Герасимовой и вообще для ОГПУ вся часть
«Дополнения», касающаяся абсолютной мифологии, т. е. вся богословская,
несомненно большая, часть была не нужна. Лосев и так не скрывал своей веры,
своих церковных связей и своих философских разработок учения об Имени Божием, т. е.
интереса к имяславским проблемам.
Его имяславские симпатии и связи были хорошо известны ОГПУ,
поэтому следствие сосредоточилось не на философском осмыслении имяславия, а на
реальных фактах современной действительности с ее церковными настроениями. С
ними и соединили имя проф. А. Ф. Лосева, придав, естественно, политическую
антисоветскую окраску всему делу. Вот почему Герасимова, и это важно, как бы вскользь
упомянула о том, что во вторую книгу «Диалектики мифа», т. е. в
«Дополнение», вошли такие главы, как «Познание бога», «Диалектика бесплотных
сил», «Божественный алфавит», «Магическое имя».
Даже основываясь только на этих «упоминаниях», можно с полной
уверенностью сказать, что в архиве Лосева сохранился ряд глав «Дополнения» и
они составляют более 200 страниц машинописного текста. Мною были опубликованы в
сочинениях Лосева («Мысль», 1997) некоторые вначале найденные разрозненные
фрагменты под названиями «Первозданная сущность» и «Абсолютная
диалектика—Абсолютная мифология». [951]В настоящем томе эти фрагменты даны в
соответствующем контексте.
Следует сказать, что В. М. Лосева была противницей
напечатания «Дополнения». Она считала, что его можно использовать в
конъюнктурных целях, политических и практических. Но и она была чрезмерно
наивна, когда предполагала, что через 30—40 лет настанет другая эпоха и в
условиях отсутствия классовой борьбы теоретические построения Лосева окажутся
лишь материалом «для спокойной дискуссии» [952]..."
А. А. Тахо–Годи